— Да, — отвечаю я. — Да, все еще люб…

Она улыбается.

Своей дивной невинной улыбкой. Я впадаю в ступор, когда она еще сильнее сжимает мою руку. Она так выкручивает мне плечо, что я почти уверен, что она его вывихнула. Перед глазами у меня пляшут цветные пятна, и я слышу ее голос:

— Осталось немного.

— Что? — в отчаянии спрашиваю я, пытаясь оглядеться. — Что немного?

— Еще немного, и я уйду.

— Нет-нет, не уходи… Куда ты?..

— Ты поправишься, — произносит она. — Обещаю.

— Нет, — хриплю я, — нет…

Она вдруг отталкивает меня, и я просыпаюсь так внезапно, что у меня перехватывает дыхание.

Я недоуменно моргаю и понимаю, что проснулся посреди ночи. Со всех сторон меня обступает непроглядная тьма. Я тяжело дышу, рука туго стянута и пульсирует от боли. Тут я понимаю, что действие обезболивающего препарата закончилось. На руке под бинтом закреплена небольшая коробочка. Я нажимаю кнопку, чтобы вколоть себе еще одну дозу.

Мне требуется несколько секунд, чтобы привести дыхание в норму. Паника понемногу отступает.

Джульетта.

Я не могу контролировать кошмары, но в минуты пробуждения ее имя — единственное воспоминание, которое я могу себе позволить.

Потому что другие воспоминания о ней сопровождаются унижением и самоуничижением.

Глава 7

— Н-да, ну и зрелище. Мой сын, связанный, словно дикий зверь.

Я почти уверен, что мне снится очередной кошмар. Я медленно открываю глаза и смотрю в потолок. Я не делаю резких движений, однако ощущаю тяжелые путы, стягивающие мое левое запястье и обе лодыжки. Раненая рука перевязана и закреплена у меня на груди. И хотя плечо все еще болит, рана лишь немного ноет. Я чувствую, что у меня прибавилось сил. Даже голова прояснилась, и я четче воспринимаю окружающее. Однако во рту я ощущаю какой-то кислый металлический привкус и гадаю, сколько же я пролежал в постели.

— Ты и вправду думал, что я ничего не узнаю? — с усмешкой спрашивает он.

Он подходит к моей кровати, и его шаги отдаются во всем моем теле.

— Ты вынуждаешь Делалье бормотать извинения за то, что меня потревожили, и умолять моих людей винить только его за все хлопоты, связанные с этим непредвиденным визитом. Несомненно, что ты до смерти перепугал старика всем этим, тогда как на самом деле я бы все узнал и без его оповещений. Подобное происшествие, — заключает он, — не из тех, что можно легко скрыть. Надо быть полным идиотом, чтобы думать иначе.

Я чувствую на лодыжках легкое подергивание и понимаю, что он меня развязывает. Он так внезапно и неожиданно касается моей кожи, что я ощущаю внутри темную пустоту, вот-вот готовую обернуться болью. К горлу подступает тошнота. Требуется все мое самообладание, чтобы рывком не отстраниться от него.

— Сядь-ка, сынок. Сейчас ты должен вполне быть в форме. Ты сглупил, принявшись отдыхать, когда не надо, и теперь ты залежался. Ты три дня провалялся без сознания, а я прибыл двадцать семь часов назад. Вставай же. Это смешно, в самом-то деле.

Я продолжаю смотреть в потолок. Едва дыша.

Отец меняет тактику.

— Знаешь, — осторожно начинает он, — я ведь слышал о тебе преинтересную историю…

Он присаживается на край кровати, матрас скрипит под тяжестью его тела.

— Хочешь, я тебе ее перескажу?

Моя левая рука начинает трястись. Я судорожно цепляюсь пальцами за простыню.

— Рядовой 45В-76423. Флетчер, Симус. — Пауза. — Тебе знакомо это имя?

Я зажмуриваю глаза.

— Вообрази себе мое удивление, — произносит он, — когда я узнал, что мой сын наконец-то поступил правильно. Что он в конце концов проявил инициативу и избавился от предателя, регулярно воровавшего имущество со складов. Слышал, ты всадил ему пулю прямо в лоб. — Смешок. — Я поздравил себя и сказал, что ты наконец-то возмужал и научился управлять должным образом. Я почти гордился тобой. Вот почему я испытал еще большее потрясение, узнав, что семья Флетчера цела и невредима. — Он вдруг заламывает руки. — Потрясение, разумеется, оттого, что ты, как никто другой, должен знать основополагающее правило. В семье изменника все заражены изменой, и одно-единственное предательство автоматически обрекает их на смерть.

Он кладет руку мне на грудь.

Я снова мысленно строю стены. Белые стены. Цементные блоки. Пустые комнаты и большие открытые пространства.

Внутри меня ничего нет. Ровным счетом ничего.

— Как это, однако, забавно, — продолжает он, на сей раз задумчиво, — поскольку я сказал себе, что надо выждать и обсудить это с тобой. Но так получилось, что подходящий момент выдался именно теперь. — Я почти слышу, как он улыбается. — Должен сказать, что я чрезвычайно… разочарован. Хотя и не удивлен. — Он вздыхает. — Всего за месяц ты потерял двух солдат, не смог справиться с психованной девчонкой, взбаламутил весь сектор и спровоцировал гражданских на бунт. Так что я ничуть не удивлен.

Его рука перемешается и ложится мне на ключицу.

«Белые стены», — думаю я.

Бетонные блоки.

Пустые комнаты. Открытые пространства.

Внутри меня ничего нет. Ровным счетом ничего.

— Но хуже всего, — произносит он, — вовсе не то, что ты умудрился унизить меня, нарушив порядок, который мне наконец-таки удалось установить. И даже не то, что ты схлопотал при этом пулю. Куда хуже, что ты выказал сочувствие семье предателя, — подытоживает он, рассмеявшись счастливым звонким смехом. — Вот это непростительно.

Я открываю глаза, часто мигая от яркого света флуоресцентных ламп у меня над головой, и пристально смотрю на расплывчатое белое пятно. Я не пошевелюсь. Я не заговорю.

Его рука смыкается у меня на глотке.

Это столь резкое и грубое движение, я чувствую нечто вроде облегчения. В глубине души я всегда надеюсь, что он доведет дело до конца и все-таки позволит мне умереть. Но он всегда останавливается. На полпути.

Пытка не является таковой, если есть хоть малейшая надежда, что она прекратится.

Он резко отпускает меня и тут же получает именно то, чего добивается. Я вскакиваю, кашляя и мотая головой, и издаю звук, подтверждающий его присутствие в комнате. Все мое тело дрожит, мышцы не слушаются от потрясения и долгого лежания. Я покрываюсь холодным потом, мне тяжело и больно дышать.

— Тебе крупно повезло, — говорит он как-то слишком тихо. Он уже стоит, а не нависает надо мной. — Очень повезло, что я оказался здесь исправить положение. Чрезвычайно повезло, что у меня было время исправить ошибку.

Я замираю.

Комната кружится у меня перед глазами.

— Мне удалось вычислить его жену, — продолжает он. — Жену Флетчера и его троих детей. Я слышал, что они даже благодарили тебя. — Пауза. — Ну, это было до того, как я приказал их убить, и полагаю, что сейчас это уже не имеет значения, но мои люди донесли мне, что семейство передавало тебе привет. Похоже, она тебя запомнила, — произносит он с легкой усмешкой. — Жена. Она сказала, что ты их навещал незадолго до всех этих… неприятностей. Она говорила, что ты регулярно объезжаешь жилые районы и общаешься с гражданскими.

Я шепчу лишь два слова, которые мне удается выдавить из себя:

— Вон отсюда.

— Узнаю своего сынка! — отвечает он, жестом указывая на меня. — Жалкого, мягкотелого дурачка. Иногда ты мне так отвратителен, что я подумываю, не пристрелить ли мне тебя самому. И потом я понимаю, что тебе, наверное, это понравится, да? Будет кого винить в собственном крахе, а? И я думаю: нет, лучше пусть умрет от собственной глупости.

Я смотрю прямо перед собой, сжимая пальцами матрас.

— Теперь скажи мне, — спрашивает он, — что у тебя с рукой? Делалье бормотал что-то невнятное, да и другие тоже.

Я молчу.

— Так тебе стыдно признаться, что тебя ранил один из твоих солдат?

Я закрываю глаза.

— А что там с девчонкой? — продолжает он. — Как ей удалось улизнуть? Она ведь сбежала с одним из твоих людей?

Я сжимаю простыню с такой силой, что у меня начинает дрожать рука.